• Теперь любят немедленно выбирать свою сторону. Не могут выносить неопределенности, и расследование — мучительно. Хотят избавиться от него как можно скорее. Людям словно кажется, что они тонут, как только они осмеливаются довериться течению мысли. Им кажется, что их куда-то уносит, и они готовы уцепиться — как можно поспешнее — за первую попавшуюся ветку. И на ней предпочитают повиснуть, хотя бы и с опасностью для жизни, но только не держаться на поверхности воды, доверившись своим силам. Удовлетворен тот, кто ухватился за какую-нибудь гипотезу, какой бы легковесной она ни была. Тогда уже он может, не задумываясь, отвечать без труда на любое возражение и, пользуясь немногими терминами, без труда даст отчет обо всем на свете.
• Нет никакого творения духа, которое можно было бы считать совершенным, если нет смелой и твердой руки, придающей ему вещественную форму и пропорции.
• Ничем мы так не оскорбляем истину, как чрезмерным обнажением ее в известных случаях. С разумом — то же самое, что и с глазами: для вещи такого-то размера и для такого-то фасона нужно столько-то света, а не больше. Всякая чрезмерность вносит неясность и мрак.
• Странно представить, чтобы война, самое дикое, что только есть, была страстью наиболее героических душ. Героизм и человеколюбие — почти одно и то же. Но стоит чувству этому немного сбиться с пути, и любящий человечество герой превращается в свирепого безумца: освободитель и хранитель делается притеснителем и разрушителем.
• Чтобы какая-либо страсть была изображена приемлемым образом, необходима видимость действительности, — чтобы тронуть души других, нам самим надлежит быть растроганными или же казаться таковыми на каких-либо вероятных основаниях.
• Нет картины более несообразной, чем палач и гаер на одной и той же сцене. И однако, убежден, что это очевидный образ известных современных фанатиков в их обращенных друг против друга писаниях. Их сочинения отличаются тем же изяществом, что игры детей, капризных и переменчивых в своем настроении, которые в одну и ту же минуту хнычут и резвятся и почти в один и тот же миг могут смеяться и плакать.
• Нет ничего более привычного, чем рассуждать о человеке в его едином государстве и национальных отношениях, поскольку ведь он связан с тем или иным обществом по рождению или натурализовался в нем; но вот рассматривать его как гражданина мира, как жителя единого мира, проследить его родословную чуть глубже и увидеть основание и предназначение его в самой природе — это может показаться каким-то замысловатым и чрезмерно утонченным рассуждением.
• Если люди терпят разговоры о своих пороках — это лучший признак того, что они исправляются.
• Любить общество, стремиться к благу вселенной и способствовать интересам всего мира, насколько то в наших силах, — это верх добродетели и составляет то настроение духа, которое мы называем божественным.
• Людей порочных, наглых, дерзких исправят власти, но людей, дурно рассуждающих, только сам рассудок может научить лучшему.
Биография Шефтсбери Э.К.